А ведь я помешала Эшли сломать себе шею, бросаясь в могилу вслед за Мелли. Если бы был другой вариант и я спасла ее на его похоронах, все было бы в порядке. Лицемеры!

Что дает людям, жизнь которых состоит сплошь из лжи, право судить меня? Что особенного в том, что ты работаешь в полную силу? Что ужасного в том, что ты вмешиваешься и предотвращаешь несчастье, готовое случиться с твоим другом?

Они были не правы. Здесь, в Баллихаре, я работала на пределе, и за это мной восхищались. Я помогла дяде Дэниэлу спасти его ферму, и они стали называть меня Наша О'Хара.

Вот почему это имя заставляет меня испытывать непонятные, но прекрасные чувства. Это потому, что имя Наша О'Хара дано мне в честь поступков и вещей, которые я долгое время считала недостойными. Наша О'Хара могла засиживаться допоздна с бухгалтерскими книгами. Наша О'Хара спасла бы Эшли от могилы.

Вот что сказала миссис Фицпатрик: «Тебе не нужно ничего делать, только оставаться такой, какая есть». Я — Скарлетт О'Хара, которая иногда делает ошибки, а иногда поступает правильно, но которая всегда остается самой собой. Я — Наша О'Хара, и меня бы так никогда не назвали, если бы я была настолько плохой, как обо мне думали в Атланте. Нет, я не безнадежна. Конечно, я не святая, но я хочу быть лучше. Не стоить претендовать на невозможное, надо лишь оставаться тем, что ты есть.

Я — Наша О'Хара и горжусь этим. Именно поэтому я счастлива.

Кэт зашевелилась, чтобы показать, что она проснулась и что ее пора кормить. Скарлетт вынула ее из колыбели и села на кровать. Она положила в ладонь маленькую беззащитную головку и поднесла ее к своей груди.

— Я даю тебе слово чести, Кэт О'Хара, что ты вырастешь свободной, и я буду любить тебя, какой бы ты ни стала, даже если мы с тобой будем разными, как день и ночь. Если ты захочешь стать настоящей леди, я помогу тебе, и неважно, что я думаю об этом. В конце концов, я знаю правила, даже если не придерживаюсь их.

Глава 65

— Я ухожу, и не будем больше обсуждать эту тему, — упрямо сказала Скарлетт, сердито глядя на миссис Фицпатрик.

Экономка продолжала стоять в дверях как статуя:

— Никуда вы не пойдете.

Тогда Скарлетт решила изменить тактику.

— Пожалуйста, позвольте, — взмолилась она, одарив экономку одной из самых ангельских улыбок. — Свежий воздух пойдет мне на пользу, у меня появится аппетит, ведь вы сами говорите, что я мало ем.

— Это поправимо. Приехала новая кухарка.

Скарлетт не заметила, как отвлеклась:

— Давно пора! Потрудилась ли она объяснить, чем вызвана такая задержка?

Миссис Фицпатрик улыбнулась:

— Она выехала вовремя, но радикулит доставлял ей столько страданий, что она была вынуждена останавливаться каждые десять миль. Мне кажется, у нас не будет с ней хлопот: вряд ли она будет рассиживать в кресле-качалке вместо того, чтобы работать.

Скарлетт изо всех сил старалась не рассмеяться, но не удержалась. Она не могла долго сердиться на миссис Фицпатрик; их слишком многое объединяло. Эта женщина переехала в комнату экономки на следующий день после рождения Кэт. Она постоянно находилась у постели Скарлетт во время ее болезни, да и сейчас всегда была готова помочь.

Очень многие навещали Скарлетт в дни ее постепенного выздоровления: Колум — почти каждый день, Кэтлин — через день, ее кузены О'Хара — каждое воскресенье после мессы, а Молли — гораздо чаще, чем хотелось бы самой Скарлетт. Но миссис Фицпатрик всегда была рядом. Она угощала посетителей чаем, а когда все уходили, оставалась в комнате Скарлетт, чтобы узнать новости и закончить уборку, а также рассказать обо всем, что удавалось услышать в магазинах. Она буквально спасала Скарлетт от одиночества.

Скарлетт попросила миссис Фицпатрик называть ее просто по имени и хотела так же обращаться к экономке сама. Но та твердо сказала, что к добру это не приведет. Она, как экономка, не будет пользоваться должным уважением, если с чьей-либо стороны будет допущена фамильярность, и, пожалуй, особенно со стороны хозяйки.

Для Скарлетт все это было слишком запутанно, но твердый, хотя и деликатный ответ миссис Фицпатрик дал ей почувствовать, что не следует настаивать. Они остановились на именах, предложенных экономкой. Скарлетт стала называть ее «миссис Фиц», а та называла хозяйку «миссис О». Но так было только в те минуты когда они оставались вдвоем. На людях же соблюдались все приличия.

— Итак, мне нельзя пойти даже к Колуму? — спросила Скарлетт. Миссис Фиц задумалась, потом согласилась. О Колуме разговор был отдельный.

И тут Скарлетт решила сыграть на расположении к нему миссис Фиц.

— Тогда я схожу туда, — сказала она. — Он давно не навещал нас, и я соскучилась.

— Вам хорошо известно, что он уехал по делам. Я слышала, как вы разговаривали об этом.

— О Боже! — пробормотала Скарлетт. — Вы выиграли. — Она подошла к своему креслу у окна и села. — Можете идти к миссис Пайлз.

Миссис Фиц громко рассмеялась.

— Кстати, — сказала она, уходя, — ее зовут миссис Кин. Но вы можете ее называть миссис Пайлз, если вам так нравится. Вам лучше с ней вообще не встречаться. Но это уже моя забота.

Скарлетт подождала немного, чтобы миссис Фиц не увидела ее, и собралась уходить. Довольно долго она была послушна. Общепринятым фактом было то, что после рождения ребенка женщина целый месяц должна восстанавливать силы, большую часть времени соблюдая постельный режим. Она уже прошла через это. И Скарлетт не понимала, почему она должна сидеть дома лишних три недели из-за того, что рождение Кэт было не совсем нормальным. Врач в Баллихаре понравился ей, он даже немного напоминал доктора Мида. Но доктор Девлин сам признался, что раньше ему не приходилось принимать роды с помощью ножа. Тогда почему она должна слушаться его? Тем более, что было одно дело, которым Скарлетт действительно нужно было заняться.

Миссис Фиц рассказала ей о старухе, которая появилась посреди праздника Всех Святых, как по волшебству, чтобы принять младенца. Колум сказал, что эта женщина — колдунья из старой башни. Скарлетт была обязана ей своей жизнью и жизнью Кэт и должна была отблагодарить ее.

Холод удивил Скарлетт. Октябрь был достаточно теплым, так почему же один месяц все изменил? Она закутала ребенка в складки своего плаща и покрепче прижала к себе. Кэт проснулась и посмотрела своими большими глазами в лицо Скарлетт.

— Хорошая моя, — мягко сказала молодая мать. — Ты никогда не плачешь, правда?

Она миновала кирпичную арку и пошла по давно известной ей узкой тропинке.

— Я знаю, что вы где-то здесь! — прокричала Скарлетт в заросли, окаймлявшие башню. — Вам все равно придется выйти и поговорить со мной, потому что я буду стоять здесь, пока не замерзну до смерти. И малышка тоже, если это имеет для вас значение. — Она подождала. Женщина, спасшая Кэт, никогда бы не позволила, чтобы ребенок так долго находился на холодном сыром ветру.

Взгляд Кэт переместился с лица матери на другие предметы, как будто она что-то искала. Несколько минут спустя Скарлетт услышала шорох в густых зарослях кустарника справа от себя, а затем увидела женщину.

— Сюда, — сказала женщина и снова исчезла в зарослях.

Подойдя поближе. Скарлетт увидела тропинку. Она бы никогда не нашла ее, если бы женщина не приподняла колючие ветки. Скарлетт шла по тропинке, пока она не исчезла в подлеске.

— Куда теперь? — спросила молодая мать, стараясь не бояться.

Позади нее раздался скрипучий смех.

— Сюда, — сказала женщина.

Она обошла Скарлетт и проскользнула в арку, образованную ветками.

Скарлетт сделала то же самое и через несколько шагов уже смогла выпрямиться. На маленькой полянке, окруженной со всех сторон кустарником, стояла маленькая грязная хижина, покрытая тростником. Из трубы шел серый дым.

— Заходи, — сказала старуха, открывая дверь.

— Чудесный ребенок, — улыбнулась женщина. Она тщательно осмотрела Кэт, даже ноготки ее крошечных розовых ножек. — Как вы ее назвали?