«Ах ты, несчастная воришка! Она мне так нагло льстила, а сама за моей спиной крутит романы с моим мужем. Да я ее собственными руками удушу!»

На ладонях выступил пот. Бинокль дрожал в руках. Неужели он на нее смотрит? Да нет, смеется с мисс Элеонорой… поздравления Хугеров… Халси… Пински… Сэвиджи… Скарлетт смотрела на Ретта, не отрываясь, пока глаза не заслезились.

Она больше не смотрела на Анну. Та уставилась на него, как будто хотела съесть. Но он даже не замечал этого. В принципе, беспокоиться было не о чем. Просто юная девчонка хотела окрутить взрослого мужчину.

Но почему у нее ничего не вышло? Почему не получается у всех девушек Чарльстона? Он такой красивый, такой сильный, такой…

Она снова уставилась на него. Он поправил шаль, съехавшую с плеча матери, и аккуратно взял ее за локоть. Солнце садилось, и подул прохладный ветер. Ретт осторожно повел маму к своим местам, являя собой образец заботливого сына. Скарлетт с нетерпением ждала, когда они придут.

Ретт выбрал места повыше, чтобы солнце своими последними лучами погрело мисс Элеонору. Они сидели теперь за спиной Скарлетт. Она совсем забыла про Анну.

Когда лошади пошли на четвертый круг, зрители начали вставать, отчаянно скандируя. Скарлетт запрыгала на месте.

— Весело? — Ретт улыбался.

— Отлично! Какая из них Майлса Брютона?

— Я думаю номер пять. Самая черная, номер шесть — Гугенхейма. Белмонт на последней позиции. Его иноходец под четвертым номером.

Скарлетт хотела спросить, что такое «иноходец» и «четвертая позиция», но лошади уже вышли на старт.

Наездник под пятым номером не выдержал и рванул раньше выстрела пистолета. С трибуны понеслись неодобрительные крики.

— Что случилось? — спросила Скарлетт.

— Фальстарт. Они стартуют еще раз. Посмотри на Салли. — Ее лицо было похоже на обезьянье сейчас больше, чем обычно. Ретт надуманно засмеялся. — Я бы на месте жокея ее лошади перемахнул через забор и был таков. Она смотрит так, как будто готова сделать из кожи жокея коврик в своей спальне.

— Вовсе не смешно.

Ретт засмеялся еще сильнее.

— Позволь поинтересоваться, ты тоже поставила на Милую Салли?

— Конечно. Салли Брютон — моя лучшая подруга. Да и если проиграю, то все равно не свои.

Ретт опешил.

— Отлично сказано, мэм.

Грянул выстрел, и гонки начались. Азарт настолько захватил Скарлетт, что она, не помня себя, кричала, прыгала, хватала Ретта за руку. Она даже перекрикивала всех стоящих вокруг. Когда Милая Салли, вырвавшись на полкорпуса, выиграла забег, радости Скарлетт не было предела.

— Мы победили! Мы победили! Как прекрасно! Ретт расслабился.

— Я уж думал, что вообще ни в чем не разбираюсь в этой жизни. Это действительно прекрасно. Болотная крыса выиграла у лучших кровей Америки.

Скарлетт недоуменно посмотрела на него.

— Ретт, ты хочешь сказать, что ее победа, неожиданность для тебя? После всего того, что ты мне сказал сегодня днем? Ты говорил с таким знанием дела.

Ретт улыбнулся.

— Ненавижу пессимизм. Не хотелось никому портить настроение. Ты сама разве не на Салли поставила? Только не говори, что поставила на янки.

— Я вообще не ставила.

У Ретта отпала челюсть.

— Когда сады в Лэндинге вновь зацветут, я хочу выращивать лошадей для скачек. Я даже нашла несколько кубков, которые когда-то выиграли лошади Батлеров. Они были знамениты на весь мир. Я поставлю только на лошадь, которую сама выращу.

Ретт повернулся к маме.

— Что ты купишь на свой выигрыш?

— Знаю, но не скажу.

И все вместе рассмеялись.

Глава 27

Месса несколько вдохновила Скарлетт. Ей очень нужны были внутренние духовные силы. Она еле смогла смотреть на Ретта во время ужина, который был устроен вчера Клубом скачек после заездов.

Возвращаясь после мессы, Скарлетт пыталась найти причину, чтобы только не завтракать вместе с тетушками. Но те ничего не хотели слышать.

«Нам нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном».

Скарлетт уже предвкушала лекцию по поводу того, что она танцует слишком много с Мидлтоном Кортни.

Но, как оказалось, его имя вообще не было упомянуто.

— Мы узнали, что ты уже Бог знает сколько не писала своему дедушке Робийяру, Скарлетт.

— С чего вдруг я буду ему писать? Этому старому крабу, который за всю жизнь и пальцем не пошевелил ради меня.

Элали и Полина онемели от шока. «Прекрасно!» — подумала Скарлетт. Ее глаза победно блестели.

— Вам нечего ответить, не правда ли? Он никогда ничего не делал для меня. И для вас тоже. Кто вам дал денег на то, чтобы душа не рассталась с телом, когда дом чуть не продали за неуплату долгов? Не дед, это уж точно. Я. Я дала денег, чтобы достойно похоронить дядю Кэри. И благодаря мне вам есть что одеть и чем накрыть стол. Вам только остается смотреть на меня, как двум лупоглазым лягушкам. Вам нечего мне сказать?»

Но у тех было, что сказать! Об уважении к старшим, о долге, о добропорядочности, о преданности семейным традициям.

Скарлетт грохнула чашкой о блюдце.

— Хватит нотаций, тетя Полина! Я устала от них до смерти! Мне наплевать на дедушку Робийяра. Он был груб с мамой, со мной, я ненавижу его. Пусть даже за это мне придется гореть в аду!

Она выпустила пар и сразу почувствовала себя легче. Слишком долго копилось! Слишком много было вечеринок, завтраков, приемов, где ей приходилось держать язык за зубами, притворяться и выслушивать о достоинстве предков и прапредков, вплоть до древнейшего средневековья.

— Не смотрите на меня так, как будто у меня выросли рога или в руках вилы. Вы знаете, что я права. Но вы не так воспитаны, чтобы говорить об этом вслух! Дед мешал всех с дерьмом. Я дам вам сто долларов, если он ответит на ваши письма. Он их даже не читает. Так же, как и я ни разу не читала его писем. Потому что там всегда одно и то же. Стремление побольше захапать денег!

Скарлетт закрыла рот рукой. Она зашла слишком далеко. Она нарушила три непреложных правила южного кодекса поведения. Она упомянула слово «деньги», напомнила старухам, что те находятся на ее иждивении, и она «добила» поверженного врага. Ее охватил стыд, когда она посмотрела в глаза тетушкам. «Я никогда не была такой прямолинейной и никогда не была великодушной. Я могла бы им дать гораздо больше, совсем не жалея об этом».

— Простите меня, — прошептала она дрожащим голосом и заплакала.

Прошло некоторое время, прежде чем Элали вытерла глаза и нос платком.

— Я слышала, у Розмари появился новый поклонник, — сказала она неровным голосом, — говорят, очень милый. Ты его не видела, Скарлетт?

— Он из хорошей семьи? — добавила Полина.

Скарлетт сморщилась, но лишь слегка.

— Его зовут Эллионт Маршалл. Смешнее типа я не видела. Длинный, как жердь, и тощий. Должно быть, он храбрый. Но если он будет слишком досаждать Розмари, она разорвет его на кусочки. К тому же он янки.

Тетушки издали звук неодобрительности. Скарлетт закивала головой в знак согласия.

— Из Бостона, — Скарлетт старалась говорить медленно и многозначительно. — И мне кажется, более обамериканившегося янки вы не встретите. Какое-то крупное предприятие по удобрениям открылось, и он там работает управляющим…

Скарлетт откинулась на спинку стула, уселась поудобнее, рассчитывая на долгую беседу.

Когда время завтрака вышло за всякие границы, Скарлетт встала и поблагодарила за прекрасно проведенное время.

— Я не могу остаться дольше. Мисс Элеонора будет ждать меня к обеду.

Я ей обещала. Надеюсь, что мистера Маршалла не позовут к обеду. Янки совсем не чувствуют, когда им не рады, и могут прийти в любой момент.

Скарлетт поцеловала тетушек.

— Если придется обедать с янки, возвращайся к нам, — пошутила Элали.

— Вот именно, — подхватила Полина. — И постарайся поехать с нами на день рождения отца в Саванну. Мы едем на трехчасовом поезде, сразу после мессы.

— Спасибо, тетя Полина, но у меня скорее всего не получится. У нас приглашения практически на все дни и ночи Сезона.