— Я попыталась поговорить с Элеонорой, — фыркнула Элали, — но она не захотела и слушать меня.

Глаза Скарлетт опасно блеснули.

— Я более признательна вам, чем могу это выразить, — сказала она с преувеличенной вежливостью, — и я обращу внимание на каждое ваше слово. Но сейчас мне действительно надо бежать. Спасибо за изумительный завтрак.

Она встала, поцеловала в щечку тетушек и поспешила к двери. Если она не уйдет в эту минуту, то она закричит. Хотя ей все же стоит поговорить с Реттом.

— Видишь ли. Ретт, почему я решила сказать тебе об этом? Люди осуждают твою маму. Я знаю, что мои тетушки любительницы совать нос в чужие дела, но именно такие люди причиняют много неприятностей. Ты помнишь миссис Мерриуэзер и миссис Мид?

Скарлетт надеялась, что Ретт поблагодарит ее. Она не была готова к его усмешкам.

— Благословляю их встревающие старые сердца, — усмехнулся он. — Пойдем со мною, тебе придется сказать это маме.

— Ах, Ретт, я не могу. Она будет так расстроена.

— Ты должна. Это серьезно. Абсурдно, но все серьезные дела всегда абсурдны. И убери со своего лица выражение дочерней заботы. Тебе наплевать, что происходит с моей мамой, и мы оба знаем это.

— Это неправда! Я люблю твою мать.

Ретт подошел к ней, взял ее руками за плечи и встряхнул ее так, что она изменилась в лице. Его холодные глаза рассматривали ее, будто она была на допросе.

— Не лги мне о моей матери, Скарлетт. Я предупреждаю, это опасно.

Он был рядом с ней, прикасался к ней; губы Скарлетт раскрылись, ее глаза говорили, как долго она ждет его поцелуя. Если бы только он немного наклонил голову, она бы встретила своими губами его губы. У нее захватило дыхание.

Руки Ретта напряглись, она могла чувствовать это, он собирается прижать ее к себе, слабый возглас радости вырвался с ее дыханием.

— Черт побери тебя! — тихо выругался Ретт. Он оторвал себя от нее. — Пойдем вниз. Мама в библиотеке.

Элеонора Батлер уронила свои кружева себе на колени и положила на них свои руки, левую сверху правой. Это значило, что она готова внимательно слушать Скарлетт.

Закончив, Скарлетт нервозно ожидала реакции миссис Батлер.

— Садитесь оба, — спокойно сказала мисс Элеонора. — Элали не совсем права. Я с вниманием отнеслась к ее словам о том, что я трачу слишком много денег.

Глаза Скарлетт расширились.

— Однако я решила, что в этом нет риска остракизма. Чарльстонцы прагматичны, как все старые цивилизации. Мы признаем, что благосостояние желательно, а бедность исключительно неприятна, но бедному полезно иметь богатых друзей. Люди будут считать это непростительным, если я буду подавать ужасное вино вместо шампанского.

Скарлетт нахмурилась. Она плохо понимала, но ровный, спокойный голос миссис Батлер говорил ей, что все в порядке.

— Может, мы были более заметными, — говорила Элеонора, — но в данный момент никто не может позволить осуждать нас, если Розмари решит выйти замуж за сына, брата или кузена семьи.

— Мама, ты бесстыдно цинична, — засмеялся Ретт.

Элеонора Батлер просто улыбнулась.

— Над чем вы смеетесь? — спросила Розмари, открывая дверь. Ее глаза быстро пробежали с Ретта на Скарлетт и обратно.

— Я услышала твое гоготание еще на полпути сюда, Ретт. Над чем вы смеялись?

— Мама была циничной, — сказал он.

Они переглянулись с Розмари, как конспираторы. Скарлетт почувствовала себя отстраненной, и она повернулась спиной к ним.

— Можно, я посижу немного с вами, миссис Элеонора? Я хочу спросить вашего совета, что надеть на бал.

Элеонора Батлер вдруг увидела, как рот Скарлетт раскрылся от удивления, а ее глаза засверкали от возбуждения. Элеонора посмотрела себе через плечо, надеясь увидеть, что же удивило Скарлетт.

Скарлетт смотрела в одну точку, но она ничего не видела: она была ослеплена мыслью, которая только что осенила ее.

«Ревность! Какой же я была дурой! Конечно, именно это. Это объясняет все. Почему я так долго не могла додуматься? Ретт практически ткнул меня носом в нее, когда намекнул на название реки Эшли. Он все еще ревнует к Эшли. Он все время сумасшедше ревновал к Эшли, вот почему он так желал меня. Все, что мне надо сделать, — это заставить его снова ревновать. Не к Эшли! Нет, я найду кого-нибудь еще, кого-нибудь здесь» в Чарльстоне. Это будет не трудно. Сезон начинается через шесть дней, и начнутся вечеринки, балы и танцы. Чарльстон может быть шикарным, снобистским, но мужчины не меняются с географией. У меня будет целая свита кавалеров, шатающихся за мной после первой же вечеринки. Я едва могу дождаться этого.

После воскресного обеда вся семья пошла в Конфедератский дом, неся корзины зеленых веток с плантации и два торта миссис Элеоноры. Скарлетт почти танцевала, раскручивая свою корзинку и напевая рождественскую песенку. Ее веселость была заразительна, и скоро все четверо распевали песни перед домами на их пути.

— Входите, — кричали хозяева каждого дома.

— Пойдемте с нами, — предлагала миссис Батлер, — мы идем украшать Конфедератский дом.

Уже набралось более дюжины добровольных помощников, когда они подошли к старому дому на Брод-стрит.

Миссис Элеонора вытащила сахарное печенье, которое принесла для сирот. Две вдовы поспешно усадили сирот вокруг стола.

— Теперь мы можем спокойно развесить зелень, — сказала миссис Батлер. — Ретт, ты будешь работать на лесенке, пожалуйста.

Скарлетт уселась рядом с Анной Хэмптон. Ей Нравилось быть очень милой с этой робкой молодой девушкой, так как Анна была так похожа на Мелани. Анна тоже ее обожала. Ее мягкий голос оживлялся, когда она восхищалась волосами Скарлетт.

— Это чудесно иметь такие темные волосы, — сказала она. — Они как черный шелк.

Когда с украшениями было покончено и высокие комнаты наполнились запахом смолы и сосновых веток, дети стали петь веселые песенки. «Как бы все это понравилось Мелли, — подумала Скарлетт, — Мелли так любила детей». На мгновение Скарлетт почувствовала себя виноватой, так как не послала рождественских подарков Уэйду И Элле.

— Как это было весело! — говорила она, когда они ушли из Дома. — Я люблю канун Рождества.

— Я тоже, — сказала Элеонора. — Это хорошая передышка перед Сезоном. Бедные солдаты-янки будут сидеть у нас на шее. Их полковник не может нам простить того, что мы нарушили комендантский час.

Она хихикнула, как девочка.

— Как это было весело!

— Мама, — сказала Розмари. — Как ты можешь звать этих мерзавцев в голубых формах «бедными» янки?

— Они бы с большим удовольствием провели эти праздники в кругу своей семьи, нежели изводить нас здесь. Я думаю, они стыдятся.

Ретт усмехнулся.

— Ты и твои загадочные подруги приготовили что-то для них, готов поспорить.

— Только если нас вынудят на это. — Миссис Батлер снова хихикнула. — Мы считаем, что сегодня все так тихо только потому, что их полковник слишком набожный, чтобы приказать действовать в святое воскресение. Завтра он нам покажет. В старые времена они утомляли нас тем, что обыскивали наши корзинки, когда мы возвращались с рынка. Если они попробуют это снова, то будут опускать свои руки во что-то интересное под зеленым луком и рисом.

— Внутренности? — попыталась догадаться Розмари.

— Битые яйца? — предположила Скарлетт.

— Порошок, вызывающий зуд? — гадал Ретт.

Мисс Элеонора хихикнула в третий раз.

— И еще некоторые другие вещи, — самодовольно сказала она. — Мы разработали определенную тактику в те времена. Спорю, многие из солдат еще ни разу не слышали о ядовитом сумраке. Мне не хочется быть столь немилосердной с христианами, но они должны узнать, что мы перестали бояться их.

— Хотела б я, чтобы Росс был здесь, — сказала она резко, без смеха. — Когда, ты считаешь, будет безопасно для твоего брата приехать домой, Ретт?

— Это зависит от того, как быстро вы укажете место янки, мама. Обязательно ко времени святой Сесилии.

— Тогда все в порядке. Не важно, если он пропустит все остальное, но попадет на Бал. — В голосе мисс Элеоноры Скарлетт могла расслышать заглавную букву «Б».